Во второй половине XVIII века в ходе Семилетней войны Восточная Пруссия на короткое время вошла в состав Российской империи. В 1760 году в трех стратегически важных городах были открыты православные храмы: в Кенигсберге — храм Воскресения Христова, в Пиллау – храм Сошествия Святого Духа и в Мемеле — Преображенский храм. Для всех этих церквей одновременно были доставлены из Петербурга специально изготовленные иконостасы. До наших дней дошел только один из них – тот, который находился в Мемеле – современной Клайпеде. История этого иконостаса к настоящему моменту известна почти без пробелов. Но, все-таки история эта очень давняя, поэтому без мифов не обошлось.
Иконостас, о котором идет речь, в СМИ называют Мемельским или Суворовским, а еще Елизаветинским. Причем второе название связывают не только с именем выдающегося полководца Александра Суворова, но и его отца — Василия Ивановича Суворова. Поскольку известно, что Суворов-младший во время Семилетней войны был комендантом Мемеля, а Суворов-старший – губернатором Восточной Пруссии, у многих возникло предположение, переросшее в уверенность, что иконостас был изготовлен по ходатайству Василия Суворова, а его сын – будущий великий полководец — молился перед этими иконами. Но можно ли вообще называть этот иконостас Суворовским?
Чтобы разобраться с этим вопросом попробуем восстановить хронологию событий. Итак, нам придется обратиться к эпизодам Семилетней войны. 5 июля 1757 года корпус генерала Фермора при активной поддержке Балтийского Флота вынудил капитулировать крепость Мемель. Этот город-порт был превращен на время войны в главную военную базу русских. Сюда из Либавы прибывает премьер-майор Александр Васильевич Суворов. Двадцатисемилетний офицер, еще не участвовавший в боевых действиях, занимался интендантской работой и состоял в ведомстве криге-комиссариатской службы, которой в то время руководил его отец Василий Иванович. Суворов-младший находился в должности обер-провиантмейстера, в обязанности которого входило снабжение войска, идущего на Тильзит. В январе 1758 года русские, почти не встречая сопротивления, захватили Тильзит и Кенигсберг. Императрица Елизавета Петровна своим указом присоединяет земли Восточной Пруссии к Российской империи, и местное население присягает на верность российской короне. В тот же год в октябре Александр Суворов был произведен в подполковники, а 8 ноября назначен комендантом Мемеля. Как долго Александр Васильевич пробыл в этой должности сказать затруднительно, вероятно, только несколько месяцев. Впоследствии, упомянув об этом факте в автобиографии, Суворов всего лишь указал год, не приводя подробностей своего служения на этом поприще. Мечтавший о настоящей военной карьере полководец тяготился своими тыловыми обязанностями и всей душой стремился на театр военных действий. Известно, что в августе 1759 года он участвовал в сражении при Кунерсдорфе — одной из ключевых битв Семилетней войны. Тогда он находился на должности генерального и дивизионного дежурного при генерале Ферморе. Правда, в декабре того же года Суворов вновь был отозван в криге-комиссариатскую службу. Так что его отцу Василию Ивановичу пришлось обратиться к императрице с прошением, в котором он пишет: «сын мой… по своим молодым летам, желание и ревность имеет еще далее в воинских операциях практиковаться и службу свою по-прежнему продолжить при полку». Эта просьба была удовлетворена — Александра Суворова направили в корпус генерал-поручика Г.Г.Берга. Поэтому в Мемель он больше не возвращался. А до открытия Преображенского храма оставалось еще примерно полтора года.
Хотя справедливости ради можно с определенной уверенностью говорить, что при Суворове- коменданте в Мемеле была православная церковь, но, походная. Ведь каждый полк российской армии в те времена имел свою походную церковь со складным иконостасом, престолом и антиминсом. Однако, такая церковь представляла собой обычную походную палатку, была переносной и передвигалась во время войны вместе с войсками.
Предположение, что иконостас для Мемеля, как и для других двух прусских городов – Кенигсберга и Пиллау — был изготовлен по ходатайству Василия Ивановича Суворова, которое он предпринял в бытность свою губернатором Восточной Пруссии, также не подтверждается. На эту должность он был назначен в январе 1761 года. К тому времени в Кенигсберге в здании старой немецкой кирхи уже был учрежден храм во имя Воскресения Христова, торжественное освящение которого состоялось 15 сентября 1760 года. Вот в этой церкви, кстати говоря, будущий великий полководец Александр Васильевич Суворов мог молиться, так как он навещал своего отца в Кенигсберге в январе 1761 года. Суворов-старший пробыл губернатором Восточной Пруссии всего год, после кончины императрицы, Петр III мгновенно отзывает его из Кенигсберга. И в начале января 1762 года Василий Иванович возвращается в Петербург.
Как видим, время пребывания Василия Суворова губернатором Восточной Пруссии было кратковременным, но, главное – это уже был заключительный этап в нашей истории. Храмы в Мемеле, Кенигсберге и Пиллау вместе со всем оборудованием, в том числе и иконостасами, были открыты еще до прибытия в эти края В.И.Суворова.
На самом деле другому человеку принадлежала инициатива создания православных церквей в трех стратегически важных городах на захваченной территории. Да, это был губернатор Восточной Пруссии, но, не Суворов, а его предшественник — барон Николай Андреевич Корф. Еще в августе 1758 года он обратился к императрице с прошением «отправить в Кенигсберг, Пиллау и Мемель по одной церкви с надлежащей церковной утварью». Елизавета Петровна этотвопрос решила. В апреле следующего года (1759) императрица повелела Святейшему Синоду «…в Кенигсберге, Пиллау и Мемеле подготовить удобные домы, или тамошные публичные кирхи». 20 июля 1760 года в Кенигсбергприбыла миссия во главе с архимандритом Ефремом, со всем необходимым для устройства церквей оборудованием и утварью. В Кенигсберге храм Воскресения Христова был открыт в сентябре 1760 года, той же осенью учреждена церковь Преображения Господня в Мемеле, а 24 декабря 1760 года в Пилау была освящена церковь Сошествия Святого Духа.
Но, судьба этих храмов оказалась недолгой. В начале января 1762 года умирает Елизавета Петровна. Воцарившийся на российский престол, Петр III, как известно, бывший поклонником прусского короля, заключает с военным противником союзный договор. Хотя Екатерина II и расторгла этот договор после скорого свержения Петра III с престола, она все же отказывается от завоеванных территорий. Восьмого июля публикуется прокламация, освобождавшая население присоединенных земель от присяги на верность России. В августе начался вывод войск из Восточной Пруссии. Осенью 1762 года всё оборудование храмов в Кенигсберге, Пиллау и Мемеле было вывезено морем Санкт-Петербург и вскоре помещено на хранение в Петропавловский собор.
Через некоторое время иконостас и вся утварь из Кенигсбергского храма были передана в Александро-Невскую лавру, иконостас из Пиллау поместили в церкви Академии художеств. Впоследствии все это церковное оборудование было утрачено, при каких обстоятельствах – не известно. А Мемельскому иконостасу предстояли долгие скитания. В 1767 году о нем вспомнили, когда возникла необходимость в обновлении обветшавшего оборудования православной церкви в Стокгольме. Запрос об этом еще в 1760 году писал русский посланник в Швеции граф И. Остерман. В своем письме к Елизавете Петровне он сетовал: «По прибытии моём сюда я нашёл в здешней Вашего Императорского Величества грекороссийской церкви нетокмо ризницу и всю церковную утварь, но и самый иконостас столь ветхий, что почти уже употреблять их невозможно» (10). Все последующие события, связанные с переменой власти и окончанием Семилетней войны, затянули решение этого вопроса. И только через семь лет специальным указом Святейшего Синода от 21 июня 1767 года за номером 141 было предписано предать Мемельский иконостас Коллегии иностранных дел для установления в посольской церкви в Стокгольме. В сентябре того же года иконостас пересек Балтийское море на шведском корабле «Эммануэль», вместе с ним в шведскую столицу были доставлены престол, ризница, церковная утварь и богослужебные книги. Правда, корабль попал в сильный шторм и разбился в шхерах, но церковное имущество не повредилось. Работы по устроению новой церкви в Стокгольме завершились летом 1768 года, и храм был освящён во имя Преображения Господня. Возможно сам иконостас и дал это название храму, ведь местной иконой в нем была икона «Преображения». Именно с этого момента и начинают отсчет истории Спасо-Преображенского храма в Стокгольме. В 1838 году во время большого путешествия по Европе этот храм посетил двадцатилетний цесаревич Александр Николаевич. Так что будущий царь-освободитель Александр II молился перед тем самым иконостасом, который когда-то был мемельским. Покровский храм сохранился до нашх дней, но за прошедшие годы ему пришлось еще шесть раз менять адреса в Стокгольме… Каждый раз это были какие-то арендуемые помещения. Здания ветшали, иногда арендаторы повышали плату, поэтому приблизительно раз в десять лет храму приходилось подыскивать новое помещение.(11) Наконец, в 1892 году русская миссия в Стокгольме построила доходный дом, в котором был запроектирован зал на третьем этаже для церкви. Помещение храма стало более просторным, и прежний иконостас уже не подходил для него по своим размерам. По специальному заказу в Петербурге был изготовлен новый иконостас для посольской церкви в Стокгольме, который служит и поныне.
А Мемельский иконостас нашел себе новое пристанище уже в Германии — вскоре он пригодился в Гамбурге, в Свято-Николаевском храме, который был освящен в 1902 году. Это была небольшая церковь, расположенная в помещении доходного дома. Когда начались хлопоты по организации внутреннего убранства храма, о Мемельском иконостасе вспомнил С. В. Арсеньев, бывший в Германии на дипломатической службе, а до того служивший в российском посольстве в Стокгольме. Привезенный по его ходатайству иконостас прекрасно вписался в новое помещение. Священник из Гамбурга Николай Вольпер так описывает внутренний вид этого маленького храма: «С наружной стороны часовня эта была неприметной за исключением иконы Святого Николая, установленной наверху между окнами дома. Внутри же во всем великолепии царил блеск старинных икон и необычайно динамико-ассимитричного иконостаса, созданного в стиле барокко. Иконы же были написаны в западном стиле 18 века, но по православным канонам. Этот великоленый иконостас с иконами создавал особо уютную атмосферу в маленькой домашней часовне» . После постройки в 1965 году в Гамбурге Свято-Прокопиевского собора, богослужения в домовом храме стали проводиться все реже и реже. Судя по всему к 1990-му году они уже совсем не проводились. Содержание этого помещения, сильно обветшавшего со временем, для владельца — Свято-Князь-Владимирского братства — стало серьезным бременем, грозившее финансовым крахом. Наконец в 1994 году было принято решение о закрытии храма и продаже самого дома. Свято-Никольский храм прекратил «свое существование, тихо и беззвучно. Не сохранились, к сожалению, фотографии, свидетельствующие о многолетней эпохе русского православия в Гамбурге», — пишет Николай Вольпер. С закрытием храма перед Свято-Князь-Владимирским братством встал еще один сложный вопрос: как быть с Мемельским иконостасом. Он мог быть передан в один из немецких музеев – ведь иконостас представляет собой большую историческую и культурную ценность. Но, все-таки это были освященные иконы, перед которыми молилось не одно поколение православных верующих. Много лет выполняя свою миссию в зарубежных православных храмах, этот иконостас заслуживал лучшей участи. Сначала (в марте 1995 г.) его перенесли на хранение в Российское посольство в Бонне. А в следующем году (по протоколу от 4 сентября 1996 года), благодаря хлопотам митрополита Кирилла, бывшего тогда председателем синодального Отдела внешних церковных связей, Мемельский иконостас вновь вернулся в Россию. Дальнейшие перипетии, которые предстояло испытать этому памятнику, подробно описывает в своей статье Леонид Аринштейн. «Предполагалось, что МИД сначала передаст иконостас Министерству культуры РФ на реставрацию, после чего он будет возвращен Русской Православной Церкви для установления в одном из храмов бывшей Восточной Пруссии… Однако 22 октября 1996 года МИД передал церкви иконостас в прежнем состоянии.» — пишет Л. Аринштейн. «В течение последующих пяти лет реставрация иконостаса так и не началась, а сам памятник лежал в ящиках в алтаре Кресто-Воздвиженского собора в Калининграде. Переписка по этому поводу свидетельствует о серьезной озабоченности судьбой иконостаса как со стороны Свято-Князь-Владимирского братства, так и со стороны Калининградской епархии… председатель Братства Глеб Александрович Рар писал: «Наше Братство передало иконостас на родину по прямой просьбе Администрации Калининградской области… Но вместо того, чтобы, как было договорено, передать иконостас для реставрации в институт имени И.Грабаря, иконостас поспешили передать Святейшему Патриарху. Расходы по реставрации не должны были ложиться на Церковь. Соответствующую документацию могу представить в любое время. Боюсь, что несмотря на бережное хранение в Кресто-Воздвиженском соборе иконостас теперь постепенно приходит в ветхость и в непоправимое состояние. Времени терять нельзя. Поэтому мы во взаимодействии с Российским Фондом культуры сделаем все от нас зависящее, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки и спасти иконостас» (письмо от 2 июня 2001 года)» (Л. Аринштейн). Уже после этого письма в 2001 году иконостас наконец был передан на реставрацию в Государственную Третьяковскую галерею.
Полностью восстановленный иконостас был перевезен в июне 2005 года в Калининград для установки в храме Нерукотворного Спаса — нижней части кафедрального собора Христа Спасителя в. По предложению председателя Свято- Князь-Владимирского братства Г.А. Рара нижний храм является храмом-памятником русским воинам, погибшим на территории Восточной Пруссии во время Семилетней войны и во всех последующих войнах. Храм Нерукотворного Спаса был освящен 27 сентября 2007 г. митрополитом Смоленским и Калининградским Кириллом. Так закончились долгие скитания Мемельского иконостаса — практически совершив круиз вокруг Балтийского моря, он снова вернулся в земли бывшей Восточной Пруссии.
Маргарита Артамонова, искусствовед
(2864)
