Единственный (кроме местного) ряд, включённый в состав нашего иконостаса – праздничный, состоящий из икон важнейших праздников литургического года. Исследователи считают его одним из наиболее древних чинов. Предполагают, что наряду с деисусом, он начал формироваться ещё в Византии.
В иконостасе Калининградского собора положение праздничного ряда достаточно своеобразно: иконы тондо, располагаются в дуге триумфальной арки. Поскольку весь традиционный спектр праздничных икон не мог быть умещён в её ограниченном пространстве выбор был остановлен на семи сюжетах: Рождество, Крещение, Преображение, Вход Господень в Иерусалим, Сошествие во ад, Вознесение и Воздвижение Креста Господня. Так выглядит список икон праздничного ряда, составленный в хронологическом порядке. При соблюдении именно такой последовательности, центральным и наиболее высоко расположенным сюжетом должен был стать «Вход Господень в Иерусалим», что не отвечало бы художественным задачам — икона этого праздника имеет ориентированное вправо движение, ей не свойственна симметрия, которая важна в композиции иконостаса. Кроме того, сюжет «Входа в Иерусалим» не удовлетворяет смысловым задачам центральной иконы, которая должна нести важную семантическую нагрузку, связанную с осуществлением спасения, явлением Царства Небесного, а также литургически обоснованную.
Перед иконописцами встала проблема центра композиции. Поскольку решить её, сохранив наиболее распространённое, хронологическое расположение сюжетов не удавалось, предстояло выбрать иной принцип компоновки икон. Календарная последовательность, имеющая не меньшую популярность в древнерусских иконостасах, также не удовлетворила иконописцев. В результате был выбран иной — художественно-эстетический принцип, связанный с созданием гармонии через симметрию и уравновешивание объёмов. Этот принцип вполне допустим, поскольку красота и гармония – важнейшие качества церковного искусства, имеющие не только эстетическое, но и смысловое значение. Красота – одно из имён Бога.
Попытаемся проследить логику, которой руководствовались мастера при компоновке праздничного чина нашего иконостаса. Направленность движения в иконе Входа в Иерусалим продиктовало перемещение этого образа в левую часть арки, на третье от начала место. Это позволило сохранить хронологию евангельских событий в первой части ряда. Однако простой обмен местами икон «Преображения» и «Входа в Иерусалим» не удовлетворил иконописцев. Несмотря на соответствие иконы Преображения композиционным задачам центрального образа (икона имеет симметричную композицию), с точки зрения значимости она также не смогла претендовать на центральное положение в ряду праздников.
В полных иконостасах приближенное к центру место, как правило, занимает сюжет Распятия, но в нашем случае этот образ включать в иконостас не планировалось. В его отсутствии выбор, вероятнее всего, должен был пасть на икону «Сошествие во ад», которая является образом главного христианского праздника – Пасхи. Но в иконостасе Кафедрального собора образ Сошествия мы видим расположенным на шестой позиции, центральное же место занимает икона «Вознесение Господне». Действительно, только это изображение из написанных для нашего иконостаса обладает абсолютной композиционной симметрией, усиленной фронтальным расположением центральных персонажей — Богородицы и возносящегося Христа, а также направленным в центр разворотом двух групп апостолов. Но неужели выбором иконы Вознесения в качестве центральной (и самой верхней) иконы решаются только эстетические задачи?
Образ «Вознесение» — отображает события сорокового дня по Пасхе, когда в присутствии двенадцати апостолов и Богородицы, собравшихся на горе Елеонской, Христос в сиянии славы вознёсся на Небеса. Вознесением завершилась Миссия Христа на земле. Этот день ещё и завершение Пасхи — Пятидесятница.
Кроме того, сам сюжет, изображающий Христа возносящимся в небесные сферы (на всех других праздничных иконах нашего иконостаса Христос изображён либо стоящим на земле, либо нисходящим – иконы «Сошествие во ад» и «Крещение Господне»), располагает к тому, чтобы поместить его в самой верхней части иконостаса. Подобное высокое положение сцены Вознесения можно наблюдать в ряде древних памятников.
Ещё одна причина расположения иконы Вознесения именно в этом месте иконостаса, может быть связана с особенностью её композиции: очертания горок и фигур апостолов, воспроизводят форму евхаристической чаши. Причём верхней её части усвоен золотой цвет фона (символ нетварного Божественного света), тогда как основание и стоян оказались земляных оттенков, что, вполне соответствует значению частей потира. В «чаше» помещена фигура Христа, что в ещё большей степени соотносит настоящую икону с образом евхаристического сосуда, вместилища Тела и Крови Спасителя. Разместив в центральной и наиболее высокой части алтарной преграды икону с чашеобразной композицией, иконописцам удалось акцентировать литургическую семантику иконостаса, в программе которого отсутствует икона Тайной вечери, или Причащения апостолов.
А при отсутствии в иконостасе Деисуса, на центральную икону возложены ещё и функции восполнения образного строя этого важнейшего чина. Ни одна из праздничных икон в такой мере как «Вознесение» не приближается к решению этой задачи. Только в иконе этого праздника, как и в центре деисусного ряда, Христос представлен восседающим на Престоле, с благословляющим сложением рук. Богородице и апостолам только здесь преданы жесты адорации, что может указывать на их молитвенное предстояние Спасителю.
Таким образом, выбор «Вознесения» в качестве центральной и самой верхней иконы, имеет не только эстетическое, но богословское обоснование.
Обратим наше внимание на расположение других икон праздничного ряда. Как уже было сказано выше, первые три из них, находящиеся в левой части арки, в результате перемещений, не утратили хронологического порядка: «Рождество Христово», «Крещение», «Вход в Иерусалим». Иконы правой части ряда усвоили следующую последовательность: «Преображение», «Сошествие во ад» и «Крестовоздвижение», — что также составляет отражение развития событий во времени. Таким образом, икона Вознесения словно делит ряд на две части, каждая из которых в отдельности представляет сюжеты в хронологическом порядке.
Настоящее расположение икон поддерживает ещё и эстетический принцип, выраженный в композиционной симметрии. Наиболее заметно он нашёл проявление в расположенных на одном уровне иконах «Крещение» и «Сошествие во ад», чашеобразные композиции которых выглядят практически идентично. Композиционное уподобление двух икон не лишено смысловой обоснованности: в образе Крещения Христа – начала Его служения, есть также и прообраз Его жертвы. Форма чаши, образованная очертаниями гор и водами Иордана, в которые входит Господь, представляет «образ жертвенной чаши,…образ искупительной смерти Спасителя».[1] Это является подтверждением слов Иоанна об Иисусе: «вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира» (Ин 1, 29). Не случайно в иконе нашего иконостаса в водах Иордана изображён именно крест, а не аллегорические фигуры, которые в русской иконописи встречаются гораздо чаще.
Иконы Рождества и Крестовоздвижения также составляют симметрично расположенную пару. Можно заметить, что пропорциональные соотношения золотого фона и изображений в двух иконах почти одинаковы. Обе они многофигурны, обе имеют в качестве фоновых объектов архитектурные сооружения, причём если в иконе Воздвижения креста Господня изображение Храма вполне традиционно, то в «Рождестве Христовом» привычная пещера обретает очертания палатки, словно специально для того, чтобы уравновесить изображение храма на иконе Крестовоздвижения. В семантическом плане сопоставление этих двух образов, отображающих два крайних события праздничного ряда, также представляется логичным. Храм является домом Божиим, ну а Вифлеемская пещера стала первым земным домом Спасителя.
Среди расположенных на одном уровне икон лишь «Вход в Иерусалим» не составляет художественно обоснованную пару с иконой «Преображение». Кроме того, их последовательность внутри пары оказалась нарушенной: Преображение совершилось прежде, чем Христос вошёл в Иерусалим. Зато смысловая взаимосвязь парных икон и здесь присутствует. «Осанна!» — приветствовали Христа жители Иерусалима. Они прославляли Небесного Царя, но видели в Нём лишь царя земного. А мы знаем, как тщетна земная слава… Четыре дня спустя та же толпа уже скандировала: «Распни Его!». Преобразившись на Фаворе, Христос явил ученикам свою Небесную Славу – ту, которая не перестаёт…
Внимательные прихожане уже обратили внимание, что у всех икон праздничного ряда нашего иконостаса отсутствует опушь – тонкая полоса красного, коричневого, иногда зелёного цвета по краю иконы. Она часто воспринимается как обычная декоративная рамка, но в иконе каждая деталь наполнена своим смыслом. В. С. Кутковой называет опушь «огненной границей, обозначающей конец одного мира и начало другого…, запрещающей человеку входить в сакральное пространство святого образа».[2] Дело в том, что роль опуши должны были выполнять выделенные цветом края углублений, в которые планировалось поместить иконы. Однако при расчете диаметра икон произошла ошибка, и они оказались несколько большего размера, чем приготовленные для них ниши, в результате чего декоративные обрамления были полностью закрыты. Окантовка проходит лишь по краю всего праздничного ряда, возможно, по стечению обстоятельств, именно она и выполняет роль опуши. В древних иконостасах нередки случаи, когда весь ряд обводился одной общей опушью, поскольку весь он трактовался, как единая икона, отдельные сюжеты которой одинаково важны для спасения. В иконостасе калининградского Кафедрального собора это семантическое обоснование не было продумано заранее – помещение всех икон праздничного ряда в общую окантовку стало следствием несогласованности действий отдельных мастеров. Но иконопись всегда мыслилась как соборное делание, осуществляемое под водительством Божиим. Возможно, именно так проявился Промысел, логически завершивший созидание целостного образа праздничного ряда в нашей алтарной преграде.
[1] Языкова И. К. Храм свв. Бесср. Космы и Дамиана. Наш иконостас. http://damian.ru/
[2] Кутковой В.С. Краски мудрости. М.: Паломник, 2008. – С. 94.
(3545)